Сегодня у нас лонгрид. Или как говорили в докомпьютерную пору - новелла. Наш давний друг и автор Илья Стариков размышляет по поводу одного интервью легендарного художника Антонюка. Препарирует факты, поступки людей, как не раз уже делал в своих книгах. Недавно в Николаеве вышла книга о нем самом, мы обязательно про нее расскажем. А пока - читайте историко-психологическую новеллу И.Старикова.
В современной лексике «черта оседлости»
– это не только территориальное ограниче-
ние места проживания еврейского населения,
но и своего рода и некая демаркационная линия
допустимых отклонений в морально-нравст-
венных отношениях.
Из Википедии
Поэта долг - пытаться единить
Края разрыва меж душой и телом.
Талант – игла. И только голос – нить.
И только смерть всему шитью – пределом.
И. А. Бродский
Прерывистый звонок мобилки, похожий на нервный тик, выдергивал клочки из черного сновидения художника. Полупроснувшись, еще не двигаясь и затаив дыхание, Андрей Антонюк подсматривал как меняют раскраску при ярком утреннем свете апрельского солнца привидившиеся картинки прошлого. Все происходившее во сне почему-то казалось черным, но, вырванные просыпающимся сознанием, оно приобретало удивительные оттенки. Какую-то пронзительную пестроту. Становилось похожим на фрагменты его картин.
Всякий творец тесно связан с каждым своим произведением и своими поступками. За них отвечает. Как мать за рожденного ею ребенка. Независимо от того удачный он или нет, думалось художнику. Свои убеждения и работу не скроешь. Их видит и обсуждает на свой лад каждый. Эту нехитрую истину Андрей постиг давно.
Одна из работ А.Антонюка |
В современной лексике «черта оседлости»
– это не только территориальное ограниче-
ние места проживания еврейского населения,
но и своего рода и некая демаркационная линия
допустимых отклонений в морально-нравст-
венных отношениях.
Из Википедии
Поэта долг - пытаться единить
Края разрыва меж душой и телом.
Талант – игла. И только голос – нить.
И только смерть всему шитью – пределом.
И. А. Бродский
Прерывистый звонок мобилки, похожий на нервный тик, выдергивал клочки из черного сновидения художника. Полупроснувшись, еще не двигаясь и затаив дыхание, Андрей Антонюк подсматривал как меняют раскраску при ярком утреннем свете апрельского солнца привидившиеся картинки прошлого. Все происходившее во сне почему-то казалось черным, но, вырванные просыпающимся сознанием, оно приобретало удивительные оттенки. Какую-то пронзительную пестроту. Становилось похожим на фрагменты его картин.
Всякий творец тесно связан с каждым своим произведением и своими поступками. За них отвечает. Как мать за рожденного ею ребенка. Независимо от того удачный он или нет, думалось художнику. Свои убеждения и работу не скроешь. Их видит и обсуждает на свой лад каждый. Эту нехитрую истину Андрей постиг давно.