Он создал и возглавил ЖУРГАЗ - журнально-газетное объединение - прообраз нынешних гигантских медиахолдингов. ЖУРГАЗ выпускал четыре десятка периодических изданий - "Литературную газету", "За рубежом", “Изобретатель”, "Советское искусство", "За рулем", "Советское фото", "Женский журнал", сатирический журнал “Чудак”, разнообразные книжные серии, в частности “Жизнь замечательных людей”, отдельных необычных изданий типа “День мира”.
Вот как все начиналось:
«Заинтересовавшись документальной кинохроникой, работает в так называемом Скобелевском комитете, снимает эпизоды гражданской войны в Финляндии, братание русских солдат с немецкими на фронте, со своей маленькой киногруппой сопровождает советскую делегацию на переговоры с Украиной, которая обрела “полную независимость суверенной державы” за штыками германской оккупационной армии. Это, между прочим, позволяет ему заехать в родной Киев, после долгой разлуки повидать родителей и младшего брата Бориса.
С детства знакомый родной город предстает в совершенно новом облике. Красавец Киев совсем недавно перестал быть ареной ожесточенных уличных боев, кровавых расправ, сопровождавших непрерывную смену (12 раз!) враждующих между собой властей. Теперь, после вступления в город германских войск под командованием фельдмаршала Эйхгорна, здесь воцарилось полное спокойствие. Трудно себе представить больший контраст в ту пору, чем между суровой, голодной и холодной Москвой и сытым, благодушествующим, развлекающимся в бесчисленных кабаре и кабачках, клубах и театрах Киевом. Неугомонную журналистскую натуру Кольцова интересует все – и порядки немецкой оккупации, и скрытое, а иногда и явное ей сопротивление (в частности, матрос Борис Донской среди бела дня застрелил фельдмаршала Эйхгорна у входа в германский штаб), и премьеры обосновавшихся в Киеве московских театров, и затаившиеся где-то вокруг Киева украинские гайдамаки, возглавляемые Симоном Петлюрой, и многое другое. И, конечно, немалую долю его внимания и волнующих чувств занимают отношения с известной актрисой Верой Юреневой, ушедшей от своего мужа поэта Александра Вознесенского к 20-летнему Кольцову.
А из России, из “Совдепии”, идут мрачные вести: большевики с трудом подавляют левоэсеровский мятеж в Ярославле, германский посол в Москве граф Мирбах убит эсеровским боевиком Блюмкиным и Германия ультимативно требует ввода контингента немецких войск в Москву, в Петрограде убит председатель ЧК Урицкий. Ленин тяжело ранен пулями террористки Каплан, на Волге вспыхнул мятеж чехословацких военных частей, и еще, и еще, и еще... Похоже, что большевистской власти приходит конец. Что же это? Может быть, советское государство оказалось призрачно недолговечным историческим явлением, подобным легендарному “граду Китежу”, скрывшемуся под водой вместе с теми, кто его построил? Большевистский Китеж? Красный Китеж?
Свои мучительные над этим размышления Кольцов печатает под этим названием в литературно-художественном журнале “Куранты”, выходившем в Киеве под редакцией известного литературоведа и искусствоведа Александра Дейча. В центре кольцовского очерка-памфлета наиболее яркая и эффектная фигура большевистского “Красного Китежа” – Лев Троцкий, человек, фактически организовавший и возглавивший большевистский переворот. В октябрьские дни Кольцов вдосталь насмотрелся на Троцкого, и его, как и Джона Рида, не мог не поразить несравненный ораторский дар этого человека, подлинного митингового трибуна, способного наэлектризовать и повести за собой тысячи людей. Но в Киеве Кольцову открывается другая, доселе ему неизвестная “ипостась” Троцкого. Это Троцкий – “патриот”, рьяно выступающий в своих корреспонденциях из Франции на страницах газеты “Киевская Мысль” под псевдонимом Антид Ото за “войну до победного конца!” Так Кольцов, к немалому своему удивлению, обнаружил, что политические воззрения Троцкого-журналиста существенно отличаются от идей, провозглашаемых Троцким – большевистским вождем. И в своей статье “Красный Китеж” он высказал убеждение, что по самой своей природе и сути Троцкий был и остался журналистом, приверженным прежде всего к сенсационным драматическим событиям и остросюжетным ситуациям, дающим возможность развернуть в полную силу присущие ему незаурядные литераторские, ораторские, организаторские и агитаторские таланты. В сложной, противоречивой, впечатляющей личности Троцкого Кольцов увидел своего рода олицетворение “Красного Китежа”.
Киевский период 1918 года был в жизни Кольцова своего рода Рубиконом, решающим и судьбоносным рубежом между двумя противоположными “берегами”. Уйти в эмиграцию, оставить родную страну Кольцов считал для себя невозможным. Патриот своей страны не на громких словах, а на деле, он не смог бы, подобно довольно многим писателям, годами жить в Париже или Берлине, со стороны поглядывая на то, что творится в “Совдепии”. Он хотел – служить этой своей стране пером журналиста, но и «дружить» с властью, лакируя ее образ, прикрывая уродства.
На протяжении последующих 18 лет Кольцов неутомимо выступал в печати против тупоумия и черствости бюрократов, против наглости зажравшихся партийных вельмож, против безудержного казенного бахвальства на тему о том, что все советское – “лучшее в мире”, против маниакальной “бдительности” и патологической подозрительности в поисках неведомых “внутренних врагов”, против всех других отравляющих жизнь людей качеств установившейся в стране административно-командной системы.»
Это потом была Испания со своей кровавой гражданской войной. Талантливая книжка «Испанского дневника», среди персонажей которого — мексиканский коммунист Мигель Мартинес, журналист и боец, вымышленный и в то же время убедительный и яркий образ которого напоминает многими чертами его создателя (по политическим соображениям ряд эпизодов, связанных с выполнением героем-репортером военных задач, был опубликован только в конце 1980-х годов).
И доносы. В том числе маститых авторов.
Кольцов был явно увлекающимся человеком. То он видел своим кумиром Керенского, о чем свидетельствует опрометчиво изданная брошюрка "Как Россия освободилась". От последующих советских неприятностей автора уберег забытый потом псевдоним – Мих. Ефимович.
Он сперва тихо вступает в большевистскую партию, а потом громко из нее выходит – открытым письмом в "Киногазете" объясняет, что ему не по пути с советской властью и ее комиссарами. На отступничество Кольцова резко откликается в "Известиях" писатель-коммунист А.С. Серафимович. Тем не менее уже через несколько недель Кольцов (опять большевик?) оказывается в оккупированном немцами Киеве – и не как-нибудь, а в составе советской дипломатической миссии.
Видимо, его нелады с большевистской властью были фиктивными, а его услуги чекистам и разведчикам – реальными.
Сразу после Гражданской войны Кольцов опубликовал сильный, темпераментный очерк о Льве Троцком – тоже очевидный повод для последующих страхов, особенно в тридцатые годы.
Советская журналистика принимала активное участие в создании культа личности Сталина. КольцовКольцов жил и развивался вместе с партией. Решения партии, ее руководства, были ясным ориентиром для его фельетонов, статей, действий.
Сталин Кольцова не любил: слишком прыток, слишком много знает и понимает. Талантлив. Не вписывается в новую, окаменевающую политическую систему. Особенно ясно это стало вождю после гражданской войны в Испании, где Кольцов исполнял далеко не только журналистские обязанности. В романе Э. Хемингуэя "По ком звонит колокол" Кольцов выведен под именем Каркова, и намеки на причастность героя к усилиям спецслужб вполне внятны.
За его «выкрутасы» в Европе его отозвали из Испании. В июне 1938 г. Кольцов был избран депутатом Верховного Совета РСФСР, чуть позднее - был избран членом-корреспондентом АН СССР (немыслимый для журналиста взлет), а в начале 1939 г., обвиненный в антисоветской деятельности, Кольцов был арестован.
Его расстреляли в Лефортовской тюрьме 2 февраля 1940 года. На слушание "дела" понадобились стандартные 20 минут.
Немає коментарів: